4. «Между первым и вторым»

У раннего Лукьяненко в одной из книг была идея темпоральной гранаты – штука, которая при активации возвращала героя в прошлое, к одному из ключевых событий, и позволяла сделать выбор заново. Больше чем уверен – попади такая штука ко мне в руки, отбросит она меня в самое пекло 31 декабря помирающего ноль-первого года.

Не так уж важна вся предыстория этого ирцешно-руснетовского сабантуя, раз уж я её не запомнил. Единственное, что отложилось в памяти, так это способ, которым я достал на него деньги – истину глаголил Кот Матроскин по поводу покупки чего-нибудь ненужного – я раскурочил свой компьютер и продал винт.

Какая-то фантасмагорическая картина начала - удивительно пустой спальный район в час дня перед Новым годом, и я, стоящий на остановке перед киоском. Долго выбираю себе «праздничные» сигареты и, в итоге, покупаю две пачки Житана, ещё в старой «портсигарной» упаковке – дурацкая традиция останется после этого у меня надолго. И полное отсутствие других людей вокруг, только я, продавщица и легкая поземка. Странная штука – память, наверняка все было совсем не так: шастали пьяные компании с уже открытым шампанским, за этим киоском пара местной гопоты выбивала деньги из невезучего малолетки, а я сам стоял в куче грязного талого снега…Но мне хотелось запомнить это место безлюдным и чисто-белым – и вот я его теперь помню только таким. Как после этого не верить в фокусы подсознания со временем? Ведь получилась сцена-аллегория чистого листа. Прямо как по заказу J

Вокзал встретил, уже как раз наоборот, шумной предпраздничной толпой, создающей настроение - приятное затягивающее настроение праздника. Думаю, Новый год – это единственное общее, что у нас всех есть. По крайней мере, именно в этот день фраза про «всех людей - братьев» имеет хоть сколько-нибудь честное наполнение.

Мы со всей галдящей толпой заваливаемся в поезд, народ рассаживается и по всем видно, что ждать отправления никто не будет – у кого-то за столиками уже звенит и булькает, а излишне скромные завистливо косятся в сторону разливающих соседей. На нас тоже косились – напротив сидит пара вполне цивильных мужчин, с тоской смотрящих на часы – бар до отправления закрыт. «Может по пятьдесят?», - один из них лезет во внутренний карман с надеждой глядя на соседа, но в этот момент наш стокилограммовый школьник-переросток Омен вытаскивает в проход здоровенную «адидасовскую» сумку и расстегивает её – она доверху забита литровыми бутылками «Олимпа». Мужичек видит все это, судорожно сглатывает и замолкает до самого Харькова. Бедняга, он наверняка подумал, что мы собрались выпить это все вшестером, а, на самом деле, мы просто везем запас алкоголя на всю толпу – кто-то из организаторов решил, что водка в Сумах дешевле, чем в Харькове, Киеве и, тем более, Севастополе. Но после первой налитой становится совершенно не до соседских переживаний – запас-то у нас общий, но ограничивать себя в потреблении никто не собирался, в конце концов, услуги перевозки тоже ведь должны быть оплачены, вот мы и берем «натурой». К тому же, студенты – народ неизбалованный излишним сервисом, если в вагоне есть бар – нужно ловить момент и опустошать его пивные запасы. В общем, из всех 4-х часов поездки я запомнил только уснувшего на маминых пирожках Омена, Вову, потухшего на барной стойке, и Одина, пихающего в вагонный видеомагнитофон кассету с «Кин-дза-дзой». Под впечатлением от неё я вынимаю из уха серьгу и цепляю её на нос (боже, как я это сделал?!), перед тем как выйти на перрон Южного вокзала. Мы выгружаемся последними, Саш_ко с Зоргом-Халиным бережно спускают драгоценную сумку, очнувшийся Омен выносит практически под мышкой разобранного на запчасти Вову, Один сразу же убегает пьяно поздороваться-побрататься со встречающей толпой. Я стою на последней ступеньке с импровизированным цаком в носу и, подслеповато щурясь (очки я ещё ношу в кармане), пытаюсь рассмотреть знакомые лица среди двух десятков улыбающихся обалдуев. В конце концов, вижу похожего на повзрослевшего, вечно ворчливого Винни-Пуха, ДэЖэ в обнимку с какой-то девушкой, и «выхожу». Возможно, мне стоило тогда спускаться менее экстравагантно J, возможно, это бы что-то изменило. Но…

Я хлопаю себя по щекам и делаю «Ку!» в прыжке.